Взбаламученное море - Страница 129

129

– Очень просто: положите деньги на какое угодно вам место, там уж не обсчитают! – объяснил ей Никтополионов и бросил сам два талера.

Ему дали четыре. Он положил их в карман.

– Ах, это весело! – воскликнула Софи и бросила пять талеров. У нее взяли. Она еще; опять взяли.

Никтополионов попросил одного сидевшего тут господина, чтоб он уступил ей место.

Тот встал.

Софи поместилась к столу.

Она бросила пять червонцев. У нее взяли. Она еще десять. У нее взяли.

– Приостановитесь немножко!.. Ставьте поменьше! – научал ее Никтополионов.

Софи поставила червонец. Ей дали три. Она еще три. Ей дали шесть. Потом она опять проиграла.

– Теперь увеличьте куш! – шептал ей Никтополионов.

Софи поставила двадцать червонцев.

У нее взяли.

Софи поставила еще пятьдесят.

У нее взяли.

– Софи, что вы делаете? – кричал ей Бакланов с другого конца.

Но Софи даже и не отвечала ему. Лицо ее горело…

Она поставила билет в четыреста франков, взяли!

Она высыпала все золото из кошелька, ей дали немного.

Она все это поставила и приложил еще билет в четыреста франков, – взяли!

– Нет больше пока денег! – проговорила она, обращая к Никтополионову свое взволнованное лицо.

– Как? Все проиграли? – спросил тот ее с удивлением.

– Кредитив у меня в Париже! – отвечала с досадой Софи и потом вдруг обернулась к Бакланову. – Дайте мне денег! – сказала она.

Тот, растерявшись и всем этим очень недовольный, вынул портмоне.

– Давайте все, сколько есть! – проговорила Софи и потом, повернувшись, сейчас же начала ставить.

В два приема портмоне Бакланова был пуст.

Софи по крайней мере часа три сидела около стола; глаза ее неустанно бегали за золотом: ей очень было жаль тех денег, которые она проиграла, и ужасно хотелось выиграть те, которые она видела перед собой.

На другой день, еще часов в одиннадцать, Никтополионов зашел за ней, увел ее под руку в Salle de Conversation, записывал для нее проигравшие на рулетке номера и учил, на которые ставить.

Бакланова более всего беспокоило то, где Софи брала денег, но обер-кельнер объяснил ему это.

– Monsieur! – окликнул он его раз, когда тот проходил мимо его будки. – Дама эта – ваша родственница?

– Да! – отвечал Бакланов, заранее предчувствуя что-то недоброе.

– Вам известно, что она заложила у хозяина все свои брильянты за пятнадцать тысяч франков?

Бакланов пожал плечами.

– Ее дело! – сказал он с улыбкою.

– О, здесь это часто бывает! – произнес обер-кельнер.

Вечером, впрочем, когда Софи, утомленная и усталая, возвратилась в свой номер, Бакланов решился постучаться к ней в комнату. Она отворила ему несовсем поспешно и несовсем с удовольствием.

– Вы все играете? – начал он.

– Да.

– Выиграли?

– Проиграла.

– Зачем вы это, Софи, делаете?

– Я не на ваши деньги играю, а на свои.

– На чьи бы то ни было, все-таки это безумство и наконец неприлично.

– Моя вся жизнь была неприличие и безумство, – отвечала Софи, вынимая из косы гребенку и закладывая волосы за ухо, видимо, приготовляясь спать.

Бакланов принужден был уйти.

Так прошел еще день, два, три… Чтобы спасти себя от невыносимой скуки, Бакланов однажды утром решился съездить, на осле верхом, на одну из соседних гор, на которой, говорили ему, были развалины. Местность, чрез которую он проезжал, была восхитительна, но на душе у него было скверно. При подъеме на самую гору он увидел, что навстречу ему спускается другой господин, который, поровнявшись с Баклановым, сейчас же повернул своего осла рядом с ним.

– Господин Бакланов! – проговорил тот.

Бакланов узнал в нем старшего Галкина.

– Вы тоже оставили Росиию? – начал молодой человек.

– Да, – отвечал Бакаланов, погоняя осла.

– Это невозможно там оставаться!.. Чорт знает что такое происходит!.. – продолжал Галкин.

Бакланов молчал.

– Вы знаете, меня не пускали совсем за границу! – проговорил он с гордым видом.

«Тебя бы не только надо пускать, а выгнать из каждой страны!» – подумал Бакланов.

– Кого еще я здесь встретил? – заговорил молодой человек уже с хохотом и видя, что прежний разговор не занимает его спутника. – Madame Леневу!.. Помните, которая жила с отцом… Она вдруг меня спрашивает об нем; видно, опять желает обирать его!..

– А батюшка ваш здесь? – спросил Бакланов.

– Да, но он еще не выезжает… Мы всего здесь три дня… Госпожа эта ужасная мерзавка!.. Она столько у него перебрала.

Бакланов наконец не выдержал.

– Послушайте, вы еще мальчишка и позволяете себе подобным образом говорить о женщине.

Галкин сконфузился.

– Женщина женщине рознь!.. – пробормотал он.

– Нет, не рознь! – воскликнул Бакланов: – она моя родственница, понимаете ли вы это?..

Галкин совсем растерялся.

– Я не знал этого!.. – сказал он.

– Ну, так я заставлю вас знать! – кричал Бакланов: – и сейчас же вас, с вашим ослом, отправлю в эту пропасть! – прибавил он, показывая на крутейший обрыв, мимо которого они проезжали, и вслед затем, в самом деле, начал толкать Галкинова осла в спину, в зад, чтобы он подошел к обрыву.

– Перестаньте, Бакланов, перестаньте! – кричал во все это время молодой еврей.

Бакланов разбил себе ногу, руку, но ничего не сделал с ослом.

– Эмансипаторы тоже женские! – заключил он бешеным голосом.

Но Галкин успел уже в это время повернуть осла и уехать под гору.

– Вы ужаснейший чудак! – говорил он, обертываясь к Бакланову, которого главным образом в эти минуты взбесило то, что Софи проигрывала и, пожалуй, опять продаст себя Галкину.

Возвратившись с своей прогулки, он решился еще раз, и уже в последний, иметь с ней объяснение.

129