– Скотина этакая! – сказал Виктор, завязывая кашне.
– А ведь и про них тоже знаем мы немало… – продолжала Иродиада: – говорить-то только не хочется…
– Ты приди как-нибудь на квартиру ко мне, – говорил Виктор, сходя с лестницы.
– Слушаю-с, – отвечала Иродиада.
– Какая хорошенькая она!.. О, так бы взял и поцеловал, – говорил Виктор и в самом деле, взяв ее за подбородок, поцеловал.
Иродиада на этот раз нисколько ему в том не воспрепятствовала.
Последнее время она очень похудела, и лицо ее сделалось совсем сердитое: коварный обожатель ее, Мозер, оставил ее и, как мы видели, женился на другой. Иродида не любила его; но, по самолюбивому характеру, ей было досадно: наболевшее сердце ее совсем окаменело, и она поклялась ко всему их, по ее понятию, поганому роду ненавистью.
Софи, когда брат ушел, вышла в гостиную. Там все соблюдали величайшую тишину. Старик-музыкант играл на фортепиано пьесу собственного сочинения.
Приехал Бакланов.
Софи подала ему руку и тихим наклонением головы указала ему на место подле себя.
Бакланов сел.
То, что он встретил тут, его сильно поразило: самая последняя мода, самая изящная роскошь глядели на него отовсюду.
Дама, путешествующая по святым местам, должно быть, была очень веселого и живого характера. Она совершенно бесцеремонно стояла около старика-музыканта и с большим чувством глядела ему в затылок и чем-то тут любовалась: волосами ли его вьющимися, или довольно еще мускулистою шеей, – решить невозможно, равно как и того, чем ее религиозное сердце в настоящую минуту было преисполнено.
Прелестная m-me Круаль, как истая француженка, любившая показать свои ножки, так свободно расположила свой кринолин, что Бакланов, сидевший несколько нагнув голову, видел почти весь чулок ее.
M-lle Прохорская сидела, явно прислоняясь к своему кавалеру, молодому человеку, который, тоже явно держа руку за спинкой стула, обнимал ее.
Бакланову, привыкшему, в продолжении пяти лет, к своему благочестивому семейству и выезжавшему только в дома солидные, все это было очень приятно и чрезвычайно раздражало его. Он с каким-то упоением смотрел на складки платья Софи, на ее немного выставившуюся ботинку.
– Что, ваша жена здорова? – почти разбудила его Софи своим вопросом.
– Здорова, – отвечал Бакланов, подняв голову. – Почему вы меня прежде всего об этом спросили? – прибавил он.
– Да потому что… – отвечала Софи и далее не находилась, как объяснить. – Она, говорят, такая добрая; просто, говорят, ангел по характеру, – прибавила она наконец.
– Все это прекрасно-с! – подхватил Бакланов: – но знаете ли что: такой милой и прелестной женщине, как вы…
Софи смотрела на него.
– Молодого человека, каков я все еще пока и который был в вас влюблен…
Софи не спускал с него глаз.
– И который наконец, вы очень хорошо знаете, и теперь от вас без памяти.
– Нет, я этого не знаю, – возразила Софи спокойно.
– Нет, вы это знаете! – подтвердил Бакланов: – говорить ему и спрашивать его о жене – значит обидеть его и, наверное уж, огорчить.
– Зафантазировались, мой милый кузен, зафантазировались! – сказала Софи, вставая и отходя от него.
В это время приехало еще новое лицо, граф З***, женатый человек, с которым Бакланов встречался иногда в обществе, но теперь он явился со своею содержанкою Марией-Терезой-Каролиной Лопандулло. Девушка эта начала свою карьеру тем, что играла по трактирам на арфе, а теперь ездила в карете и ходила постоянно в шелковых платьях, у которых только лиф на груди, по ее собственному вкусу, был очень уж низко вырезан.
– Ручку вашу! – сказал бесцеремонно граф, обращаясь к Софи.
Она хлопнула свою ручку в его огромную ладонь.
Граф поцеловал ее несколько раз.
– А я приревную! – сказала девица Мария-Каролина-Терезия ломаным русским языком.
– Можете! – отвечала Софи кокетливо.
Бакланов, чтобы не представить из себя глупо-влюбленного, подошел к madame Круальи стал с ней любезничать. Дело шло о большом кольце на руке ее: Бакланов просил открыть это кольцо, а француженка говорила, что нельзя.
– Ваше кольцо, значит, никогда еще не открывалось? – спрашивал Бакланов.
– Нет, раз было открыто.
– Только всего раз? – спросил Бакланов печальным голосом.
– Раз всего! – отвечала ему француженка тоже печально.
К ним подошла Софи.
– Этот господин страстно влюблен в жену свою и запирается еще в том! – сказала она, показывая француженке на Бакланова.
– О, так вы вот какой! Так подите же прочь от меня! – весело подхватила она.
– Послушайте, Софья Петровна, – воскликнул Бакланов: – вы мало что женой преграждаете мне совершенно к себе дорогу, но вредите мне этим и у других дам!
– Зачем женились! – сказала Софи, пожимая плечами.
– Я женатых терпеть не могу, фи! – подтвердила француженка.
– Это ужасно! – говорил Бакланов.
По наружности он шутил только; но в душе ему, в самом деле, было досадно.
– Monsieur Готфрид! Сыграйте нам что-нибудь веселенькое! – сказала Софи, прохаживаясь небрежною походкой по зале.
– Fort bien, madame! – сказал немец и сел.
Дама, путешествующая на восток, опять поместилась около него.
«Ну, старику от этой госпожи не спастись!» – подумал Бакланов.
Готфрид начал воодушевленнейший вальс.
Софи сама подала руку графу и пошла с ним вальсировать.
Молодой человек взял m-lle Прохорскую, или Покровскую.
Бакланов заметил, что кавалеры очень бесцеремонно повертывали дам и нарочно, кажется, старались, чтобы платья у них выше поднимались. Дамы тоже как-то очень близко держались к кавалерам, кроме, впрочем, Софи, которая своим приличным и несколько даже аристократическим тоном отличалась от всех.