Взбаламученное море - Страница 67

– Николай-с! – отвечала девка, показав головой на мужчину-арестанта.

Тот при этом сделал что-то вроде гримасы, и трудно было сказать, что она означала, – усмешку ли, или так его только подернуло.

– Он за волоски, чу! говорит, его держал, – прибавила девка.

– Что ж ты слышала при этом: оборонялся ли тот, бранился ли? Может быть, не давался?

– Нет-с, всхлипнул только раза два этак горлышком, – отвечала девка.

У Бакланова начинали волосы становиться дыбом.

– Что это такое она рассказывает? – спросил он презуса, который с грустным видом прислушивался к ответам арестантки и на вопрос Бакланова даже не ответил.

– Чем же, каким орудием была нанесена ему смерть? – продолжал между тем спрашивать аудитор.

– Да я и не знаю, – отвечала девка, в самом деле, кажется, не знавшая.

– Чем? – обратился аудитор к мужчине.

– Бритвой-с, – отвечал тот и опустил глаза в землю.

– Но что же за причина, заставившая их убить? – вмешался опять Бакланов и потом, не дав ответить себе чиновнику, производившему следствие, он вдруг обратился к подсудимой: – Но что за причина, любезная, побудила тебя это сделать?

– Господин, судырь, один научил нас и две тысячи рублев денег дал нам за то.

– Где же и какой это господин? – заговорил торопливо Бакланов. – Он содержится, вероятно, в остроге тоже?

– Врет все! отводы одни! – произнес с печальной усмешкой презус.

– Я не видывала их-с, не знаю, кто такие, – отвечала девка.

– Стало быть, они не за жестокое обращение, как сказано в предписании, убили господина, а их кто-то подучил к тому? – не отставал Бакланов.

– Так и есть, как сказано в предписании-с!.. Видят, что пишут… из всего дела соображают, – объяснил было ему провиантский чиновник.

– Но как же? Нет, позвольте, господа! – восклицал Бакланов, начиная уж горячиться. – Вы за жестокое обращение убили барина, или вас научили? – обратился он к арестанту-мужчине.

– Было того и другого, – отвечал тот, переступив с ноги на ногу. – Известно, если бы господин был подходящий, не сделали бы того.

Аудитор однако снова приступил к допросам.

– Совершив преступление, что вы сделали?

– На пароход пошли, – отвечала девка.

– Тут, значит, вас и взяли?

– Да-с. Билеты нам тот же господин еще накануне принес. Мы пошли, да хожалый нас и встретил… Он, как приходит в квартал, там и говорят: «Коклевского убили». А он говорит: «Я лакея, говорит, его видел, на пароход идет!»

– Знаем это, знаем!.. – перебил ее аудитор.

– Но где же этот господин, который их научил? Вот кого надо отыскать! – повторил Бакланов, продолжая двигаться на стуле. – Ты тоже не знаешь? – обратился он к мужчине-арестанту.

– Не знаю, ваше благородие, как есть пред Богом, – отвечал тот, пожав плечами.

– Каким же образом тебя уговорили?

– Недели две, ваше благородие, он к нам ходил, все уговаривал. Здесь тоже народу много-с, город проезжий… Кто его знает, кто такой?.. – «Вот, говорит, вам две тысячи целковых, поедете на Кавказ, паспортов там не спрашивают».

– Все вздор… Из злости на барина только и сделали, из дела-то это видно! – подтвердил опять провиантский чиновник.

– Это что ж? Не запираемся в том, ваше благородие, – отвечал арестант: – господин был, не тем будь помянут, воды другой раз подашь, не утрафишь: холодна, либо тепла; дуют-дуют, ажно кости все трещат, помилуйте-с! – прибавил арестант, обращаясь более к Бакланову и даже с небольшим признаком слез на глазах.

Но тому больше было жаль девку; видимо, что она была только дура набитая.

– Как же она-то, зачем участвовала? – спросил он опять арестанта, указывая на девку.

– Из-по любви ко мне, – отвечал тот.

– А у тебя связь с ней, а?

– Да-с.

– Была? – спросил он самое девку.

– Гуляла с ним.

Бакланов с большим еще участием взглянул на них.

«О, любовь! кого ты ни связуешь?» – подумал он глядя на эти два некрасивые существа.

Презус между тем посмотрел на часы и объявил, что заседание кончилось.

Бакланов уехал домой, возмущенный до глубины души: «вероятно, что этот господин, их научивший, и их барин были оба мерзавцы, – а наказание терпят только эти два полуидиота; непременно надобно бы их участь облегчить, а того злодея поймать».

Герой мой был очень еще неопытен в судебной практике.

13. Завеса несколько приподнимается

Чем далее происходил суд, тем более Бакланов начинал видеть, что тут что-то такое да не так, и что заседавшие с ним судьи судили не совсем беспристрастно.

По совершенной еще невыработке житейского характера, он беспрестанно обдумывал, как ему себя вести и с кем бы наконец посоветоваться. Виденный им у откупщика пьющий вице-губернатор показался ему, в этом случае, всех удобнее: по крайней мере, когда за обедом все пели, он один не пел и даже как будто бы стыдился этого!

Бакланов поехал к нему.

В темной и грязной передней он увидал, что на прилавке дремал лакей. Он должен был разбудить его.

– Барин не так здоровы, – проговорил было тот сначала; но потом, порассудив, прибавил: – да вы из больших чиновников, аль из маленьких?

– Нет, не из больших, – отвечал Бакланов.

– Ну, так пожалуйте-с, – сказал лакей.

Бакланов вошел.

Вице-губернатор, в халате, грудь нараспашку, сидел перед закуской и имел как-то странные сжатые губы.

– А, прошу покорнейше! – произнес он, узнав, видно, Бакланова и не привставая, впрочем, сам с места. Рукой он указал ему на стул.

Бакланов сел.

– Я к вам, Николай Григорьич, с просьбой, – начал он сейчас же.

– А! – произнес вице-губернатор и вслед затем длинною струей выпустил из рта воздух, как человек, которому дышать трудно.