Взбаламученное море - Страница 55

Нетопоренки и теперь занимаются не менее благодарным делом: они вольнодумничают и читают со слезами на глазах Шевченко.

18. Место, где Нетопоренко – божок

Не без робости, через четыре дня, Бакланов вошел в палату. В передней он увидал сторожа и нескольких мужиков с печальными лицами. В следующей комнате молоденький чиновник печатал конверты, а другой, совсем старый, с глубокомысленным видом записывал их в книгу и выставлял на них номера.

Бакланов подошел к ним.

– Я желал бы видеть г-на Нетопоренка! – сказал он.

– А зачем вам? – спросил с любопытством молодой чиновник.

– Я на службу здесь поступаю, – отвечал откровенно Бакланов.

– Да куда же? Здесь ведь нет вакансий! – проговорил молодой чиновник.

– Как нет! – забрюзжал на него старик: – вчера помощнику во втором столе велели подать в отставку.

– За что же это так? – спросил, уже с некоторым негодованием, молодой человек.

– Нагрубил там, что ли, советнику! – отвечал старик равнодушно.

Бакланову сделалось неловко: неужели это для него выгнали человека из службы? Однако он промолчал.

– Это, значит, вам в хозяйственное отделение надо… туда ступайте! – сказал молодой чиновник, показывая ему на следующую комнату.

Бакланов вошел и увидел у среднего простенка стол; по прочим двум стенам тоже стояли столы с надписями: 1-й, 2-й, 3-й… У простеночного стола сидел чиновник, с Станиславским на шее, с лицом точно крапленым сажей и в очках.

При входе Бакланова он сейчас же обернулся и стал на него смотреть, но не в очки, а через них, как будто бы он их берег на рассматривание более достойных предметов.

– Что вам угодно? – спросил он наконец.

– Я ожидаю господина Нетопоренка, – отвечал Бакланов.

– Ну, так подождите там… Здесь не место! – проговорил чиновник.

Это был делопроизводитель отделения, тоже малоросс и любимец Нетопоренка.

В Петербурге, как известно, все нации, кроме русской, имеют свои партии, и члены их тянут друг друга за уши на ступенях житейской лестницы.

Бакланов, делать нечего, опять вышел в прежнюю комнату.

– Что же вам там сказали? – спросил его с любопытством молодой чиновник.

– Да там не велят и стоять! – отвечал Бакланов.

Молодой человек покачал головой.

Бакланову ужасно хотелось сесть. Он начинал чувствовать усталость и какую-то невыносимую тоску, которую иначе нельзя назвать, как «тоской просителей» в присутственных местах.

Будучи не в состоянии долее стоять на ногах, он сел на окно. Чиновники между тем, как шмели, беспрестанно шмыгали мимо него. Проходил иногда и правитель дел, с озабоченным лицом и с пером за ухом. Всякий раз он несовсем дружелюбно посматривал на Бакланова и наконец проговорил ему:

– На окнах сидеть нельзя-с; они не для того сделаны.

– Где ж мне сидеть? Я устал, – отвечал Бакланов уже дерзко.

– Приемная комната у нас вот где-с! – отвечал делопроизводитель, указывая на темную переднюю, где стояли мужики.

Бакланов однако туда не пошел и продолжал сидеть на окне. Тоска доходила в нем почти до отчаяния. Наконец часов в двенадцать все как-то засуетилось, и в присутственной комнате послышался звонок. Туда пробежал сторож. Стали потом проходить и выходить с почтительными физиономиями столоначальники.

Бакланов догадался, что это приехал Нетопоренко.

«И этакому скоту подобная честь!» – подумал он.

И в то же время, не зная, как добраться до таинственного святилища присутственной комнаты, он снова обратился к молодому чиновнику, принимавшему в нем хоть маленькое участие.

– Нельзя ли обо мне доложить г-ну Нетопоренку? – сказал он.

– Я не могу этого!.. С большим бы удовольствием, но нам не приказано: у нас только сторож докладывает, – отвечал тот вежливо и пожимая плечами.

Бакланов подошел к сторожу.

– Доложи, пожалуйста, г. Нетопоренку, что я пришел.

– Теперь знимаются, нельзя! – отвечал солдат решительно.

– Но он, может быть, и все будет заниматься! – взразил Бакланов.

– Ну, и все будут! – повторил солдат.

– Емельян Фомич сам велел им прийти! – вмешался в разговор молодой чиновник.

– Велел… а кто его знает?

– Да ведь тебе говорят, братец; какой ты, помилуй! – подтверждал чиновник.

– Велел?.. Кажинный раз ругается, – бормотал солдат; однако пошел и через несколько секунд возвратился и прошел прямо в переднюю.

– Что же? – спросил его с нетерпением Бакланов.

– Докладывал.

– Что же?

– Ничего не сказал.

Бакланов с бешенством отошел и стал к своему прежнему окну, готовый плюнуть на все: и на палату, и на дядю, и на Петербург.

Наконец из дверей присутствия раздался голос Нетопоренка:

– Пожалуйте, г. Бакланов.

Бакланов вошел и увидел огромный стол, покрытый отличным красным сукном, щегольское, резное золотое зеркало, мягкие, эластичные кресла, камин.

Лакейская фигура Нетопоренка ужасно не шла ко всему этому комфорту.

– Ну-с, – встретил он Бакланова: – я виделся с вашим дядюшкой… Место у нас есть, если угодно, помощника столоначальника.

– О, помилуйте, я очень рад! – проговорил Александр, в самом деле обрадованный.

Вся физиономия Нетопоренка как бы мгновенно изменилась в его глазах.

– Я могу, значит, сейчас и прошение подать? – проговорил он.

Нетопоренко усмехнулся.

– Нет, нельзя-с! Сегодня суббота – день неприсутственный… Как же вы этого не знаете? А еще юрист! – проговорил он и покачал Бакланову головой.

Тот, впрочем, вышел от него, совершенно с ним примиренный и довольный, и в регистратуре с некоторою уже важностью поклонился своему прежнему покровителю, молодому чиновнику.