Взбаламученное море - Страница 44

Перед мужиком, продававшим лемехи, гвозди, серпы, Дедовхин остановился.

– Я, брат, твоими-то косами тебе бороду выбрею! Хочешь?

Но мужик, кажется, этого не хотел.

– Что ж так-с? – спросил он.

– Да тупее моего языка.

– По каменьям-то, Иона Мокеич, как станете косить, так всякая исступится… Выгодчик тоже! – прибавил мужик, когда Дедовхин был уже довольно далеко: – и около чужих всех пней ладить выкосить траву.

Александр продолжал думать о красивой бабе.

На большой дороге они увидели, что растрепанный мужик полз на четвереньках.

– Что, паря, преклонил уже Господ? Словно рано бы еще! – заметил Иона Мокеич.

– Порра! – произнес мужик с ожесточением и, повалившись вверх животом, закрыл в изнеможении глаза.

– Ну-те, ребята, нарвите крапивки, да под рубашку ему… – посоветовал Иона Мокеич стоявшим вблизи, в красных рубахах, мальчишкам.

Те этому очень обрадовались, сейчас же нарвали крапивы и насовали мужику за платье. Мужик поочувствовался, принялся себя чесать с ожесточением, а потом бросился за шалунами, но на первых же шагах упал и опять было обеспамятел. Мальчишки, которым Иона Мокеич снова подмигнул, опять насовали ему крапивы. Мужик встал и уже гораздо тверже побежал за ними.

– Я и себя всегда так велю дома отрезвлять. Отличнейший способ! – объяснил Иона Мокеич Александру, и потом они пошли к дому Клеопатры Петровны.

– Хозяйка, верно, в церкви! – предостерег было его Александр.

– О, чорт! Велика важность! – отвечал Иона и дерзко отворил тяжелые дубовые двери.

На довольно парадной лестнице они увидели сходящую комнатную женщину с маленьким платочком на голове.

– Пожалуйте-с! – пригласила она их.

– Ах, благодарим покорно! – отвечал Иона тоже в тон ей тоненьким голоском. – Что это, душенька, животик-то у тебя словно припух? – прибавил он.

– Ай, батюшка, Иона Мокеич, все-то вы шутите! – проговорила женщина, уходя раскрасневшись в коридор под лестницей.

Путники наши вошли наконец в залу с двойным светом и с историческою живописью на потолке. Потом они прошли малую гостиную, среднюю и остановились в большой гостиной. Александру невольно кинулся в глаза огромный портрет императора Павла, в золотой раме и убранный балдахином.

Мебель была хоть и старинная и в некоторых местах даже белая с позолотой, но везде обитая или штофом, или барканом. Вся эта барская роскошь начала еще больше тревожить Александра.

– Что ж мы будем тут делать? – спросил он своего товарища, преспокойно расхаживавшего и преспокойно на все поглядывавшего.

– А вот уж и подходят из церкви, – отвечал он.

По деревянным мосткам, идущим от самой церкви до дому, действительно, два лакея, в огромных, треугольных шляпах, надетых поперек, вели под руку самое старую фрейлину, совсем сгорбившуюся, но еще в буклях и в роскошнейшем платье. Вслед за ней, скромно приложив руки к груди, шли две ее приживалки: одна Алина, другая – Полина.

Старуха проходила свои огромные залы, с длинными зеркалами, все склоняя голову, как бы кланяясб на парадном выходе; наконец в гостиной, увидев живых людей, она проговорила!

– Здравствуйте!

Иона Мокеич поспешил раскланяться и представить ей Александра.

– Аполлинарии Матвеевны сын! – сказал он.

– Вот какой уж большой стал. Здравствуйте! – проговорила ему старуха.

– Как здоровье моего ангела, Аполлинарии Матвеевны? – спросила одна из приживалок, закатывая глаза.

– Слава Богу! – отвечал Александр. Прием этот несколько удивил его. Все-таки, видно, здесь знают его мать, а не его!

По мосткам в это время шли еще двое господ: старый генерал с приподнятыми плечами, зачесанными наверх бакенбардами, с усами, торчащими прямо, и маленьким хохлом на плешивой голове; и между тем, как он таким образом как бы весь подавался вверх, ноги его, в плисовых сапогах, почти не поднимаясь, шаркали по мосткам. Рядом с ним шел прямой господин, совсем как бы не имевший способности гнуться и как бы насаженный на железный стержень.

– Доброго дня! – сказал генерал, войдя и подавая руку Ионе, но не обертываясь, впрочем, к нему лицом. – Где хозяйка?

– Сейчас выйдет, ваше превосходительство, – поспешил ответить Иона Мокеич.

Генерал сел на диван, на то место, где обыкновенно садятся дамы.

Лакеи стали ставить закуску.

Высокий господин стал около доходящего до полу окна и приложил шляпу к колену.

Александр не без удивления заметил, что фрак на этом госте сидел гораздо лучше, чем на нем; сукно было гораздо высшего сорта, а покрой чистейшего английского свойства. По скромному его и тоже, должно быть, дорогому жилету изящно пролегала платиновая цепочка.

– Кто это такой? – спросил он Иону Мокеича.

– Князь Темир-Подольский, – отвечал он.

У Александра опять немножко сердце сжалось конфузом.

Но по мосткам шел еще новый франт, также щегольски одетый, но только он шел гораздо развязнее и, заботливо оглядываясь из стороны в сторону, имел на глазах pince-nez.

Александр Бога возблагодарил, что он не взял своего pince-nez.

– Ну да, да! – говорил этот новый гость, входя в гостиную, и потом прямо подошел к генералу.

– Сейчас, ваше превосходительство, накупил кос, ремней, граблей!

– Так, так, прекрасно! – говорил покровительственно генерал.

– Нельзя, ваше превосходительство, ни у отца, ни у матери моей, ни у деда не бывало, – а у меня овес сам-пятнадцать пришел.

– Прекрасно! прекрасно! Военный человек на все, выходит, способен.

– На все, ваше превосходительство! – подхватил весело вошедший господин.

В душе Александра невольно шевельнулась зависть.