Взбаламученное море - Страница 142

142

– Так!.. Нужно еще в Австрию заехать, просить тамошнего раскольничьего митрополита сюда переехать!.. – прибавил Петцолов уже полушопотом.

Бакланов только посмотрел на него.

«Чорт знает что такое!» – подумал он, когда молодой человек отошел.

18. Агитатор и раскольник

В одной из самых сытных лондонских таверн, в Сити, сидело, между прочим, много и русских купцов, приехавших на выставку.

Купец, попавшийся нам в Дрездене, тоже тут обедал.

Его решительно поедал глазами сидевший невдалеке от него Виктор Басардин. Наконец, заметив, что купец доел последнее блюдо и стал утирать свою бороду, он прямо подошел и сел против него.

– Вы знакомы, кажется, с господином Баклановым?.. – сказал он.

– С каким господином Баклановым? – спросил купец не без удивления.

– С одним моим знакомым; на выставке вы с ним кланялись.

– Не знаю-с! – отвечал односложно купец.

– Но мы вас знаем и уважаем!.. – продолжал Виктор заискивающим голосом. – К вам ведь приходил на днях человек?.. – прибавил он таинственно.

Купец посмотрел на Басардина внимательно.

– Приходил-с! – отвечал он как-то отрывисто.

– Ну, сами согласитесь, у нас ведь Бог знает что с раскольниками делают… наконец с вами самими!..

Купец несколько времени переводил беспокойный взгляд с Виктора на салфетку и с салфетки на Виктора.

– Что кому за дело-с, что со мной ни делают! – проговорил он наконец.

– Да, конечно, – отвечал Виктор, потупляясь: – но тут общая польза!

– Какая это польза такая! Ничего мы такого не знаем и не наше дело.

– А я полагал было… – произнес Басардин.

– А коли полагали, так не угодно ли самим: площади у нас в Питере и Москве большие, рассказывайте там, что вам охота.

– Так что ж вы других-то к тому подводите?.. Вы здесь наболтаете Бог знает что, а потом за вас ответствуй.

– Ну, уж вы можете быть спокойны, что здесь вас никто не выдаст.

– Как не выдаст?.. Как вы бумаг-то в руки насуете, так тут с поличным словят. Вы, значит, только одно и есть, что человека-то под гибель подводите!

– Ну, уж нас никто не может укорить, – возразил Виктор, поматывая головой: – чтобы мы простого русского человека не любили и не желали ему добра.

– Благодарим на том покорно-с! Только словно бы того, пожалуй, нам и не надо: вы, баре, сами по себе, а мы, мужики, сами по себе. вы вот государя императора браните, а мы ему благодарствуем и полагаем так, что собака лает, а ветер носит… В Бога, вон, вы пишете, чтобы не веровать, и то мы ничего: считаем так, что от нерассудка вашего это происходит.

– Что ж, мы не из-за денег же к вам стремимся?

– Да денег мы вам и не дадим; деньги у нас не ворованные, а потом и трудом нашим нажитые.

– Чиновникам давали же их! – возразил Виктор ядовито.

– Чиновники-то все-таки маненечко царские слуги, а не самозванщина…

Басардин наконец встал.

– На вас, значит, и надежды никакой питать нельзя!.. – произнес он.

– Мало че, что надежды, а что ежели бы теперь во Франции али в Австрии было, я бы, себя оберегаючи, комиссару вас представил, – отвечал внушительно купец.

– Как это глупо! – сказал Виктор, уходя.

– Что делать-то! Неученые! Инако думать и полагать не умеем! – отвечал купец.

19. Прокламации

Три дня уже как Сабакеев и Бакланов с женой ехали обратно в Петербург. Последний всю почти дорогу не пил, не ел ничего и был чрезвычайно грустен; а Сабакеев, напротив, оставался совершенно спокоен и все сидел на палубе и смотрел на море.

По случаю небольшого числа пассажиров, Бакланов с женой занимал отдельную каюту. В один вечер, ложась спать и снимая с себя, между прочим замшевый пояс, он проговорил вполголоса:

– Ах, обуза, обуза проклятая.

– Что такое это вы сказали? – спросила вдруг его Евпраксия.

Последнее время она заметно присматривала за мужем.

– Так!.. Ничего!.. – отвечал Бакланов.

– Какая это у вас обуза? – продолжала Евпраксия.

Бакланов молчал.

– Да ну же, говори! – сказала она.

Бакланов усмехнулся.

– Да вон… из Лондона… порученье дали.

– Что-о-о? – воскликнула Евпраксия.

– Да не кричи, пожалуйста! – перебил ее Бакланов: – из Лондона!.. – прибавил он шопотом.

– Что из Лондона?

– Прокламации!

Евпраксия даже отступила несколько шагов назад.

– Ах, вы, сумасшедший человек! Сумасшедший! – воскликнула она: – где они у вас, подайте сейчас!

– Как возможно!.. Я не хочу подлецом быть!

– Подлецом вы будете, если привезете их. Для чего вы это делаете?

– Чтобы возбудить.

– Кого? к чему?

– Да к чему бы то ни было. Все лучше, чем оставаться при настоящем порядке.

– Как к чему бы то ни было! – воскликнула Евпраксия: – да вы в самом деле после этого злодеи какие-то!.. Кто вам дал это право делать?.. Кто вас уполномочивал?

– Вся Россия вас растерзает, если ей хоть пальцем указать на вас.

– Ну, оставьте меня, пожалуйста, в покое!

– Нет, не оставлю. Вы, кажется, совершенно забыли, что у вас есть дети, у которых вы промотали все состояние и для которых должны теперь трудиться, а не в рудники итти.

– До рудников еще далеко, – проговорил Бакланов с улыбкою.

– Очень недалеко! Не успеете, я думаю, носу в Петербург показать, как всех вас в крепость пересажают.

– Кто же узнает?

– Да уж и знают, вероятно, давно. Не один раз уж, вероятно, телеграфировали об вас.

Замечание это заметно сконфузило Бакланова.

– И кем увлекся?.. Кому подражать стал?.. – продолжила между тем Евпраксия: – мальчишкам!.. Неужели настолько рассудку-то нет, чтобы понять это своим умом?

– Однако в числе этих мальчишек и брат ваш.

142